В своей истории «Блокнот» я рассказывала вам о своей бабушке. Эта история также посвящена ей. Случился повод вспомнить всё это, решила вот и с вами поделиться.
Бабушка лечила людей и была очень добрым человеком. Я любила её больше всех на свете, и все мои самые светлые детские воспоминания связаны с ней.
Мне было пять лет, когда на лбу у меня, ближе к левому виску, вскочил фурункул. Он болел, стремительно увеличивался в размерах, но никак не хотел прорываться. Воспитательница в детском садике, куда меня водили, убедительно просила родителей отвести меня к хирургу. Но мама, вместо врача, отвезла меня к моей бабушке и оставила там на два дня.
В тот вечер, в пятницу, когда меня сразу после садика привезли к бабушке, мне было плохо. Не хотелось ни есть, ни играть, а только спать. Слабость во всём теле подкашивала ноги, глаза сами собой закрывались… И бабушка сразу уложила меня в постель. Я и не сопротивлялась.
И вот снится мне сон. Как будто сижу я на своей кровати, а вокруг меня необычный серебристый туман. Он очень густой и клубится прямо перед глазами. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь что-нибудь увидеть. Вдруг слышу голос, зовущий меня по имени:
— Ле-на, Ле-на! Иди сюда, иди ко мне!
Голос женский, вполне приятный. Я и спросила:
— Кто ты?
— Я — твой друг, — был ответ.
Повинуясь голосу, встаю и шаг за шагом продвигаюсь вперёд. Когда я останавливалась, голос опять начинал звать меня, и я продолжала идти.
Вдруг резко моим ногам стало холодно, и… я проснулась. Оказалось, что я возле двери, ведущей в сени, и стою на сильно мокрой тряпке. В доме темно, и только через неплотно зашторенное окошко просачивается лунный свет. Рядом стоит моя бабушка в ночной рубашке. Она тихонько тронула меня за плечо, и я ощутила на себе её мокрые руки. Оказалось, что это она и бросила мне под ноги мокрую тряпку, чтобы разбудить меня.
Бабушка осторожно повела меня опять к кровати. Мы легли вместе, и она, гладя меня по голове, стала спрашивать, что мне снилось.
— Бабуленька, меня звала к себе какая-то тётя-друг. И я шла, пока не наступила на мокрую тряпку. И проснулась, — рассказывала я.
— Это не друг, а, скорее, наоборот. Главное, не бойся её или хотя бы виду не подавай, что боишься. Ещё немного, и её власть над тобой закончится…
(Я, признаться, мало что поняла тогда из сказанного бабушкой, но хорошо всё запомнила. С высоты прожитых лет, я уверена, что мой лунатизм был никак не связан с фурункулом — просто так совпало).
Вскоре я опять заснула. Проснулась от прикосновений тёплых бабушкиных рук. За окнами только-только брезжил рассвет. Бабушка, гладя меня по голове и рукам, сказала с улыбкой:
— Доченька-внученька, Леночка-Ленточка (она всегда меня так звала), мне надо тебя полечить.
Бабушка взяла в руки большой нож и поднесла его к моему фурункулу на лбу. Я нисколько не боялась, потому что уже не первый раз бабушка лечила меня таким способом. Иногда, правда, вместо ножа у неё в руках бывала вязальная спица, а иногда бабушка работала и просто руками. Но в этот раз ей помогал именно большой нож.
Страшно не было, я всецело доверялась бабушке, и поэтому спокойно закрыла глаза. Бабуля начала что-то шептать и изредка легко касаться ножом моего лба вокруг фурункула. Лечение продолжалось минуты две или три. После чего бабушка подошла к двери и с силой воткнула используемый нож в косяк этой самой двери, а мне дала выпить отвар какой-то травы. Отвар был тёплым и негорьким.
— А теперь поспи ещё, — сказала бабушка, укрывая меня тёплым одеялом. — А я рядом посижу, молитовки почитаю на тебя…
И ещё два раза так же на рассвете бабушка будила меня, чтобы полечить. На третий день на месте фурункула не осталось и следа. Я и сейчас с удовольствием вспоминаю круглые удивлённые глаза моей воспитательницы, когда она меня увидела в понедельник даже без намёка на фурункул.
Бабушка умерла, когда мне было двенадцать лет. То есть мои дети её даже и не застали. И фурункулы у моей старшей дочери мы лечили, увы, в хирургии, долго и болезненно…