Автор: Александр Алексеев
Уважаемые «Приключения. Тайны. Чудеса», странный, необычный случай произошел в моей жизни летом 1994 года. Даже теперь, по прошествии стольких лет, я иногда вспоминаю о происшедшем не без чувства недоумения, какого-то затаенного мистического страха. Вот что тогда произошло.
Мой брат Павел жил в однокомнатной «хрущебе» на северо-западной окраине Петербурга. Семьи у него не было, зарабатывал он немного, но на жизнь, и на бутылку водки по выходным хватало. Павел много курил, и эта вредная привычка вкупе с частой выпивкой вконец расшатали его здоровье.
Как-то зимним днем, приехав в очередной раз к Павлу на побывку, я увидел его на кухне, лежащего ничком у горящей газовой плиты: почерневшего, без признаков жизни. А далее было все, что полагается в такой печальной ситуации: милицейский протокол осмотра, скромные похороны, постепенное освобождение квартиры от мебели и вещей брата… К лету квартира полностью освободилась от каких-либо вещей Павла — оставалось только сдать ключи от квартиры в жилконтору и навсегда забыть дорогу в этот дом. Впрочем, в квартире еще оставался стоявший на подоконнике телефон. Его я решил забрать в последнюю очередь.
И вдруг в один теплый июльский вечер, меня осенила совершенно шальная и дикая на первый взгляд мысль: а что будет, если я позвоню в пустующую квартиру брата? Вдруг он сам, по своей давней привычке представляться первым, скажет бодрым голосом: «Павел слушает»? Я, конечно, знал, что это не реально — мертвые не отвечают на телефонные звонки. Но все же пусть это будет исключением из правил, пусть он захочет, пусть он сможет мне ответить!
Я несмело набрал знакомый номер телефона. Трубку на другом конце провода сняли сразу же. И, к своему ужасу и смятению, я услышал хрипловатый, прокуренный голос брата: «Павел слушает». На мгновение я растерялся. Дыхание перехватило, а голос в трубке все не умолкал: «Говори, говори, Сашка. Я тебя слушаю».
Чуть овладев собой, я несмело проговорил в трубку: «Павел, это ты? В своей пустующей квартире?». «Конечно, я. А что тут удивительного? — спокойно и уверенно отозвался брат. — Ты мне позвонил, я тебе ответил. Что, я не имею права последний раз побывать в своей квартире?».
«Где ты вообще находишься и что вы все там делаете?», – не удержавшись, задал я вопрос, который, наверное, мучает каждого из нас. Павел ответил охотно: «Нахожусь очень далеко от вас. Есть такое место в космосе, где все мы, ушедшие от вас, обитаем. Что делаем? Ничего. Просто мысленно общаемся друг с другом. У нас тут есть целые города, улицы, дома — и в них живем мы, бесплотные существа, некогда бывшие людьми. Я еще не успел толком здесь обжиться. Ведь наше время не то, что ваше. У вас пройдет день — у нас всего одна минута. Так что я здесь еще совсем новенький. Мы живем здесь в ином физическом и временном измерении, а уж в каком — в третьем или четвертом — не имеет значения. Но учтите, мы здесь все знаем о вас. Знаем, чем вы живете, какие планы строите, что вас ожидает в будущем. Кстати, вот что. Я остался должен две тысячи Толику, брату нашему двоюродному. Отдай, пожалуйста, за меня. Деньги ты найдешь на дне чемодана с моим бельем — надеюсь, ты его вывез из квартиры? И вот еще что, Сашок: почему ты не выполнил моего последнего пожелания? Не стал сжигать меня в крематории, а положил тело в могилу отца и матери?».
«Извини меня, Павел, — смутившись, сказал я. — Это было сложно. Дороже и хлопотно. А я совсем замотался тогда… Лучше расскажи обо мне, о нас, о России! Что ждет нас в недалеком будущем?». «Ты все чаще и чаще будешь болеть — ну, ты сам знаешь свои болезни. Они тебя и доконают, но не сразу. Какое то время ты еще помыкаешься на белом свете. А вот когда умрешь — не скажу. Не имею права. Что же касается России, — продолжал брат, — то нашу Родину ждут интересные времена. Грядут события удивительные и значимые. Россия, конечно, выпрямится, найдет свою дорогу и, в конце концов, все будет хорошо, но сперва нас – вернее, вас — ждут непростые времена. А вообще молись, молись, Саша. О себе, о России. У вас есть еще шанс спастись. Я, глупец, был неверующим, о чем сейчас горько сожалею. Ну, прощай, брат. Живи пока. А на могилку-то нашу ходи, ходи. Не забывай нас…».
Раздались короткие гудки. Брат повесил трубку. Я долго стоял у телефона, пребывая в каком то странном, глубоком оцепенении. Уж не сон ли это приключился со мной в тот теплый июльский вечер? Не знаю. Но телефон из квартиры брата я решил вовсе не забирать. Пусть останется там, где еще обитает его неспокойный, мятежный дух. Может быть, и он надумает когда-нибудь сам позвонить мне?